10 апреля исполнился 81 год со дня рождения поэтессы Беллы Ахмадулиной.
Она одна из тех поэтов ХХ века, благодаря которым стихи в нашей стране стали не только читать, но и слушать на стадионах и с телеэкранов…
«Она родилась через 100 лет после Пушкина и ушла после столетия ухода Толстого», — сказал писатель Андрей Битов…
«Вот девочки – им хочется любви./ Вот мальчики – им хочется в походы./ В апреле изменения погоды/ объединяют всех людей с людьми./ О новый месяц, новый государь,/ так ищешь ты к себе расположенья,/ так ты бываешь щедр на одолженья,/ к амнистиям склоняя календарь./ Да, выручишь ты реки из оков…»
В 60-е она вышла на сцену Политехнического института, где читала свои стихи вместе с Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко, Робертом Рождественским, Булатом Окуджавой. Политехнический был переполнен, были переполнены Лужники. Сегодня трудно представить, как была популярна поэзия в те далекие годы. Ее неземной голос, ее образ нереальной женщины…
Она была такая гордая —
вообразив себя рекой,
она входила в море голая
и море трогала рукой…
Между поэтом и толпой должна быть пауза или цезура (цезура — в поэзии пресечение, остановка, разделяющая две части стиха – прим. ред.). Особенно, если поэт – женщина. И не только из-за гордыни. А еще и потому, что поэт – это всегда немножечко, или даже не немножечко, но — миф, на сотворение которого иной раз уходит вся жизнь. Женщина – существо хрупкое, ранимое, женщина-поэт – вдвойне. Разрушить этот миф может каждый, прикоснувшись к нему нечистыми руками или даже помыслами. А она не хотела и не могла позволить, чтобы эта невидимая грань исчезла, до конца оставаясь красивой и несколько даже надменной в этой своей красоте холодноватой чайной розы, которую тронул тлен увядания.
Она сопротивлялась увяданию до конца, оставаясь гордой, не желая сдаваться жестокому натиску времени.
Все начинается с имени: мать — итальянка, переводчица в КГБ — не могла не придумать имени лучше. Изабелла. Виноградная лоза, красное вино, кровь Господа.
А Белла – bella (красавица — итал.) — из Изабеллы выпорхнет бабочкой уже позже, в оттепель, вегетарианскую, по словам Ахматовой, эпоху. Бабочка — олицетворение души, поэзии, невообразимой легкости и очарования бытия:
Как разниму я сад и дождь
для мимолетной щели светлой,
чтоб птицы маленькая дрожь
вместилась меж дождем и веткой?
Но в Ахмадулиной сплелась не просто Белла, а еще и Ахатовна, словно призрак ахматовского мифа. Анна Андреевна, как известно, своим предком по материнской линии считала ордынского хана Ахмата.
И вот далекий призрак Ахмата и Ахата смешались в этой хрупкой женщине.
Я завидую ей — молодой
и худой, как рабы на галере:
горячей, чем рабыни в гареме,
возжигала зрачок золотой
и глядела, как вместе горели
две зари по-над невской водой.
Эти строки Белла посвятила Анне Андреевне. Они встречались, Белла приходила читать свои стихи Ахматовой, но нельзя сказать, что ее строки имели успех у «императрицы русской поэзии», которая плохо себя чувствовала.
Но все же двух столетий позвонки срослись…
Могла ли Ахмадулина не быть поэтом? Она была обречена. Стихи явились той единственной средой, стихией, в которой этот светоносный эльф советской литературы и смог существовать.
Задыхаюсь, и дохну, и лгу,
что еще не останусь в долгу
пред красою деревьев в снегу,
о которой сказать не могу.
Кто мог позволить себе еще писать так изящно о прекрасном, с тревогой не оглядываясь на чугунную тень Медного всадника, века-волкодава, государства и членов политбюро и т.д.? Ей позволили, или она сама взяла на себя смелость? Какая разница? Тициан творил на деньги императора, устроившего кровавую баню в Риме, но что это меняет в постижении его гения?
Может быть, Анна Андреевна позавидовала ее молодости, наглости, красоте, всему тому, что безжалостное время у нее отобрало. И надо сказать, была в чем-то права. Ахматова огромной ценой купила право называться поэтом, даже слишком большой, а Ахмадулиной все это досталось словно бы даром.
Она была из породы гордых и вольных птиц. Белла пела, пока другие ковали железо своего быта и благополучия, клялись кровью на верность идеалам, в которые никто не верил.
Значит, так надо, значит, ей было даровано. Она не могла не сказать о красоте деревьев в снегу.
Звук немоты, железный и корявый,
терзает горло ссадиной кровавой,
заговорю — и обагрю платок.
В безмолвии, как в землю, погребенной,
мне странно знать, что есть в Перми ребенок,
который слово выговорить мог.
И она стала голосом своего поколения, печального времени, когда вдруг осиротела русская поэзия без Ахматовой.
Изабелла Ахатовна Ахмадулина, Её высочество Белла. Она есть и будет, покуда мы слагаем стихи и пишем на русском. Поэзия, душа, молитва за всех, у кого не было своего голоса, и, пусть меня простят за высокопарность, — оправдание перед Всевышним!
Белла Ахатовна в последние годы страдала тяжелой глаукомой, очень плохо видела, были проблемы с сосудами. Умерла она в машине «скорой помощи» — случился сердечно-сосудистый кризис. Ее стихи всегда были и останутся скорой помощью для многих страждущих.
Ахмадулина очень любила воздушные шары. И душа ее вознесется к небу — волшебным воздушным шариком.
Игорь Михайлов
Самый маленький хамелеон обнаружен на Мадагаскаре