Для героев нашей истории театр – это вся их жизнь, где добрая сказка о Золушке и Принце плавно с театральных подмостков перешла в реальную жизнь, навеки объединив две судьбы в одну. Золушка – крепостная актриса Прасковья Ивановна Ковалёва-Жемчугова. Принц – граф Николай Петрович Шереметьев.
Историй о том, как богач влюбляется в бедную девушку, не счесть числа.
Достаточно их было и в крепостной России: немало состоятельных господ благословляло своим вниманием простолюдинок и щедро их одаривало. Но история любви графа Николая Шереметева к дочке кузнеца Прасковье Ковалевой стоит особняком. Начать хотя бы с того, что Шереметевы были просто баснословно богаты — поговаривали, что фамилию свою они получили от Андрея Беззубцева (предка семьи Шереметевых), жившего на широкую ногу, которого прозвали Шереметя — «ширь иметя». Сотни тысяч (!) крепостных, чуть ли не миллион десятин земли, роскошные имения и — как любимая безделица — фамильный театр из крепостных в Кусково, которых отобрали еще в детстве за особые таланты из всех шереметевских волостей.
Справедливости ради надо отметить, что на Руси-матушке в ХVIII в. крепостной театр был чем-то сродни тюрьме. Одни во время домашних представлений записывали оговорки актеров, чтобы в антракте зрители за бокалом шампанского насладились воплями провинившегося, которого барин собственноручно порол. Другие пользовались труппой, как гаремом, а надоевших продавали, как скотину: в Санкт-Петербургских ведомостях легко можно было легко найти по сходной цене актерку в разделе объявлений. Заболевшим актрисам было и вовсе невмоготу: два из семи прудов вокруг Останкино назывались «прудами актерок».
А вот семья Шереметевых в этом отношении слыла странной: старый граф актерам платил жалованье, обращался по имени и отчеству, а заболевших лечили лучшие доктора.
Шереметев-младший, Николай Петрович пошел ещё дальше — он заявил отцу, что ни государственная, ни военная службы его не прельщают, а желательно бы ему заняться «забавами театральными». Шереметев-старший ради чада своего был на всё согласным.
От Параши Ковалёвой до Прасковьи Жемчуговой.
Сказано — сделано. Николай Петрович лично отобрал самых голосистых девчонок из холопок, а в числе которых была восьмилетняя дочка местного кузнеца Ковалева — Параша. Её удивительный голос завораживал уже тогда — невзрачная худышка (красавицей она так и не станет) преображалась на сцене, и молодой Шереметев в восторге взял ее на полный пансион и сам контролировал её обучение. Он даже выписал из-за границы знаменитого учителя музыки и лично аккомпанировал на клавикордах. Для своих актеров утонченный граф придумал изысканные фамили: они стали Яхонтовыми и Бирюзовыми, а Параше дали звучное Прасковья Жемчугова — предание гласит, что такую фамилию она получила, когда однажды в пруду усадьбы нашли маленькую жемчужину.
Открытие нового театра состоялось 30-го июня 1787-го года, когда Шереметевых посетила Екатерина II. Царицу столь поразил талант Прасковьи Жемчуговой, что она преподнесла девушке перстень с бриллиантами. С тех пор в Кусково наезжали самые важные гости, чтобы насладиться увлекательными представлениями и выразить своё восхищение талантом главной примы — «жемчужине самоцветов шереметевских». Николай был очень горд, справедливо считая Прасковью личным открытием, но никем иным, кроме как покровителем юного таланта не был. Он был великим мотом и повесой, амурные приключения его манили куда больше, чем дела многочисленных поместий, а в Кусково, к слову, его всегда ждала любовница — такая же крепостная актёрка, Анна Буянова-Изумрудова. Казалось, ничто не могло омрачить течение разгульной жизни молодого графа, но…
После смерти старого графа Шереметева в октябре 1788-го, Николаю Петровичу достались несметные богатства. Граф ударился в запой, забросив и дела, и театр. Лишь изредка, в минуты просветления он распоряжался поставить что-нибудь из европейского репертуара. Однажды выбор пал на оперу «Взятие Измаила», в которой Прасковья играла турчанку Зельмиру, полюбившую русского. И когда со сцены полилось:
Все в свете позабыть хочу я для тебя, любовник, друг, и муж, и просветитель мой, жизнь новую приму, соединяясь с тобой, — граф будто очнулся от дурного сна.
32-летний граф, менявший фавориток почти каждую ночь, словно впервые рассмотрел девушку. И пусть это не было любовью с первого взгляда, но это была взаимная, настоящая любовь.
В свете подобным отношениям никто не удивлялся — и никто никого не осуждал. К Шереметеву это не относилось. Когда в 1797-ом году в звании обергофмаршала императорского двора граф переехал в Петербург, о его романе судачили все кому не лень. Ведь граф не просто открыто жил с холопкой, он поселил ее в своем доме, и знатные гости вынуждены были, бывая в гостях, раскланиваться с простолюдинкой. Родню безумно беспокоило, что граф непомерно тратит на спектакли и подарки для Прасковьи: ведь для своей возлюбленной Николай Шереметев построил «русский Версаль» в Останкино «цвета нимфы во время зари», с лучшими сценическими «машинериями» ветра, дождя и грома — такого свет еще не видывал!
Каждый день графу доставляли гневные письма с требованием порвать постыдную связь с «крепостной выскочкой». Тогда граф отстранился от всех родственников — он всегда был вспыльчивого нрава и не умел прощал оскорблений.
Мало того, он привез любимую на спектакль, который ставили сами… знатные господа. В результате от пары все отводили взгляды, не желая принимать крепостную актерку равной себе, а графа стали считать безумцем, впавшим в зависимость от хитрой девки. Когда в 1798-ом году Николай Петрович дал Прасковье вольную, от него все отвернулись, сделав изгоем, — с тех пор за глаза его звали сумасшедшим.
Сколько бы ни пытался Шереметев заботой и уважением, ничто не давалось им легко. На спектаклях гости всячески издевались над Прасковьей почти в лицо. Дворовые тоже не отставали. Хотя при барине обращались к девушке учтиво. Злой люд называл её «барскою канарейкою», что считалось прозвищем куда более стыдным, чем любовница.
Пророчество вещуньи.
От издевок и травли, да еще от гиблого петербургского климата Прасковья начала увядать. У нее нашли туберкулез. Врачи строго-настрого запретили петь. Но, рискуя своим здоровьем, девушка все равно выходила на сцену — без подмостков она никак не могла. А граф все чаще задумывался над тем, чтобы устроить их жизнь «как должно».
Я питал к ней чувствования самые нежные, — писал граф, — наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества… заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою. Постыдную любовь изгнала из сердца любовь постоянная, чистосердечная, нежная…
Но Павел I даже для друга детства не пошел на уступки: потомку такого знатного рода непристойно жениться на крепостной девке.
Лишь после коронации молодого императора Александра I счастье улыбнулось — император сказал, что граф Николай Петрович Шереметев волен жениться когда на ком угодно.
Судьба отпустила молодожёнам только два года жизни в законном браке. В 1802-ом году обрадованный граф узнал, что Прасковья ждет ребенка. Правда, здоровье ее с каждым днём становилось всё слабее, но она скрывала недомогание, пряча боль за улыбкой, искренне считала себя счастливой, продолжая петь. Легенда гласит, что, будучи беременной, Прасковья взялась сразу за две роли — Клеопатры и Офелии, чтобы после рождения ребёнка выйти на сцену. Однажды к ней явилась останкинская вещунья, легенды о которой Параша слышала с детства. «Не берись за две роли сразу. И там и там покойницы, а где на сцене две покойницы — там быть и третьей наяву. Есть такое заклятье», — промолвила провидица и пропала.Слова ее были пророческими.
Ускользающая тень.
Прасковья родила в феврале 1803 г., но после тяжелых родов уже не вставала. Опасаясь заразить малютку, она просила в бреду, чтобы ей только позволили услышать голос своего чада. Подруги подносили малыша к дверям спальни, и несчастная, заслышав его плач, засыпала тяжким сном.
Любимая жена графа Шереметева скончалась в петербургском Фонтанном доме 7 марта (23 февраля по ст.стилю) 1803 года, на двадцатый день от рождения ее сына. Ей было всего тридцать четыре года. Из знати на похороны никто не пришел — господа не пожелали признать покойную крепостную графиней. В последний путь Парашу провожали актеры, музыканты театра, слуги поместья, крепостные и поседевший от горя мужчина с младенцем на руках.
Ныне Прасковья Ивановна Жемчугова-Шереметева покоится в Александро-Невской лавре в фамильном склепе графов Шереметевых.
Все свои личные средства и драгоценности она завещала осиротевшим детям и бедным невестам на покупку приданого. Николай Петрович строго следил за выполнением завещания и сам до конца жизни постоянно помогал калекам и обездоленным. В своем московском дворце он основал знаменитую Шереметевскую больницу, которая в настоящее время больше известна, как Институт скорой помощи им. Склифосовского.
Николай Петрович Шереметев скончался через шесть лет после супруги,14 января 1809 года в Москве. Был похоронен в Петербурге в фамильной усыпальнице графов Шереметевых в Александро-Невской Лавре.
В «Завещательном письме» сыну граф написал о Прасковье Ивановне: «… Я питал к ней чувствования самые нежные… наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества… заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою…»
Что бормочешь ты, полночь наша?
Все равно умерла Параша,
Молодая хозяйка дворца.
Тянет ладаном из всех окон,
Срезан самый любимый локон,
И темнеет овал лица.
Анна Ахматова
«Книга чудес света» — бестселлер Средневековья