28 июня 1857 года ушла из жизни Нино Чавчавадзе. Она пережила Александра Грибоедова почти на 30 лет.
В высокой, романтической, трагичной истории отношений выдающегося русского человека Александра Сергеевича Грибоедова (поэта, музыканта, мыслителя, дипломата) и юной грузинской княжны Нины Чавчавадзе, как в капле воды, отражаются многовековые приязненные узы русского и грузинского народов, чье географическое соседство и культурная общность нередко подвергались проверке на прочность.
Ее отец князь Александр Чавчавадзе – генерал-майор русской армии, крупнейший грузинский поэт и литератор, губернатор-наместник Нахичеванской и Эриванской областей создал в Тифлисе своеобразный культурный центр притяжения светских кругов, военных и интеллигенции. Служивший в 1822 году в Тифлисе Грибоедов стал вхож в дом блестящего князя.
На глазах Александра Сергеевича росла и воспитывалась старшая дочь Александра Чавчавадзе кареглазая Нино. Грибоедов, недурно музицировавший, сочинявший музыку (помним его вальсы), стал обучать девочку игре на фортепиано. Однажды в шутку «дядя Сандро», умиленный прилежностью ученицы, сказал ей: «Если будешь и дальше так стараться, я на тебе женюсь». Кто же тогда знал, что эти слова окажутся пророческими.
Снова оказавшись в Тифлисе в 1828 году, Грибоедов посетил дом старого друга и был поражен необыкновенной красотой выросшей Нины, изысканностью ее манер и душевной добротой. Современники свидетельствовали, что Нино была стройной, грациозной брюнеткой, с чрезвычайно приятными и правильными чертами лица, темно-карими глазами. Известно, что Грибоедов сравнивал юную грузинку с Мадонной работы испанского живописца Бартоломае Мурильо.
16 июля 1828 года в Тифлисе, в доме Прасковьи Николаевны Ахвердовой, которая была большим другом семьи Чавчавадзе, состоялось объяснение Александра Грибоедова. В письме приятелю Грибоедов вспоминал об этом судьбоносном вечере: «Я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой… Все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из-за стола, я взял ее за руку и сказал ей: «Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать». Она меня послушалась, верно, думала, что я усажу ее за фортепьяно, вышло не то… Мы взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее… нас благословили, я повис у нее на губах, во всю ночь и весь день».
Грибоедову было 33 года, Нине – 15. Во время венчания Александр Сергеевич, страдавший от лихорадки, уронил обручальное кольцо, что считалось дурным предзнаменованием. Как тут не вспомнить, что суеверный Пушкин тоже ронял кольцо на венчании.
Вскоре после женитьбы супруги были вынуждены отправиться в Персию. Нино сопровождала мужа, уже будучи беременной и часто болея. Не желая подвергать ее опасностям, Грибоедов оставил жену в Тавризе – своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии – и в декабре 1828 года отправился в Тегеран в одиночестве.
За две недели до гибели, в сочельник, Грибоедов написал жене письмо (это – единственное письмо к Нине, сохранившееся до наших дней).
Приведем его полностью:
«Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться… Вчера меня угощал здешний Визирь, Мирза Неби, брат его женился на дочери здешнего Шахзады, и свадебный пир продолжается четырнадцать дней… Однако, душка, свадьба наша была веселее, хотя ты не Шахзадинская дочь, и я незнатный человек. Помнишь, друг мой неоцененный, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобой сошлись, и на веки… Прощай, Ниночка, Ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит – от кофею. А я думаю, совсем от другой причины. Прощай, бесценный друг мой еще раз, поклонись Агалобеку, Монтису и прочим. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно весь твой А. Гр. Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась. Прощай, мои все тебе кланяются».
30 января 1829 года Александр Грибоедов был растерзан взбунтовавшейся толпой исламских фанатиков. Кроме него погибло более пятидесяти человек, служивших в русском посольстве. Его тело было сильно обезображено и брошено в яму, и опознано впоследствии лишь по ранению, полученному на так называемой четверной дуэли, в результате которой у него была прострелена и серьезно повреждена кисть левой руки. Отрубленную голову Вазир-Мухтара (так его именовали персы) носили по городу на палке…
От Нины долго скрывали ужасную новость. По настоянию родственников она вернулась в Тифлис.
У потрясенной Нины случились преждевременные роды, спасти ребенка не удалось. Об этом в марте 1829 года она сообщала в одном из писем: «Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить вам, что я тогда испытала… Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени… Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца…».
Оставшуюся часть жизни Нина Чавчавадзе-Грибоедова прожила попеременно в Цинандали и Тифлисе, продолжая носить траур по мужу. Благодаря неизменному траурному платью ее стали называть «черной розой» Тифлиса.
Огромные суммы из своего состояния Нина Грибоедова тратила на благотворительность. Со временем она перестала отказываться от развлечений и балов, стала посещать музыкальные вечера и сопровождать отца и сестру на приемах. К слову, ее младшей сестре Екатерине Чавчавадзе, будущей княгине Дадиани, Михаил Лермонтов посвятил два стихотворения: «Как небеса, твой взор блистает» и «Она поет – и звуки тают, как поцелуи на устах».
Нина Александровна Грибоедова, урожденная княжна Чавчавадзе, скончалась в июне 1857 года в возрасте сорока пяти неполных лет во время эпидемии холеры, пришедшей в Тифлис из Персии. Ухаживая за больным родственником, она отказалась покинуть город, выходила больного, но безнадежно заболела сама. Последние слова ее были: «Меня… рядом с ним».
Корнилий Бороздин свидетельствует, что удивительную женщину оплакивал и провожал в последний путь весь Тифлис.
Геологи вычислили пульс Земли